Кинотеатр «Орлёнок» Нижний Новгород

24.11.2009

С ИКОНОЙ НА МЕДВЕДЯ

Фильм-событие. Он небезуспешно был показан в Каннах, наверняка будет командирован на "Оскар" и в нем сыграл последнюю роль Олег Янковский. Добавьте имя Лунгина, после "Острова" почитающегося как самый "духовный" режиссер России, - и вот вам почти полный зал думающих зрителей.

Царь-б

С одной стороны, "Царь" - это типичная Россия на экспорт. Парадный вариант вроде "Сибирского цирюльника" на Западе плохо катит, а вот Россия, которую тираны топят в крови, - это как по маслу. С другой стороны, это послание самой России.

Лунгин играет всеми мифами и штампами а ля рюс: иконы и медведи, чудеса и зверства, цари-тираны и дикое средневековье … Плюс цитаты из хорошо знакомого заморским кинолюбам Тарковского.

Снято мощно: ни сил, ни средств не пожалели, и потрачены они с умом, чего не скажешь о многих крупных исторических кинопроектах. Актеры грандиозны - про великого Янковского не говорю, но и куда менее масштабные артисты великолепны. Правда, в сочетании Мамонов-Грозный первое слово явно перевешивает: есть, знаете ли, авторское кино, а есть авторские роли. Но ведь это и не совсем исторический фильм - скорее притча.

Кино получилось черно-белым, хоть оно и цветное. Иван Грозный написан всеми оттенками черного. Но Лунгин и снял о выборе пути, о развилке, от которой надо пойти либо к Богу, либо к кесарю. Дано ли третье? Кино как раз об этом.

Всякая ли власть от Бога или только та, которая не против Него? Творящееся на экране вызывает ассоциации с более близкой нам по времени атеистической властью, но ведь царь Иоанн не безбожник - он помазанник Божий, полагающий любой свой поступок исполнением высшей воли, то есть обжалованию не подлежащим. Митрополиту Филиппу, не побоявшемуся открыто перечить царю и отказавшемуся его благословлять, он заявляет: "Как человек я грешник, а как царь-то праведник!". Может ли такое быть? Отделима ли шапка Мономаха от головы? И может ли помазанник Божий заменить Бога?

Дик и смешон Грозный в своем мечтании насильно удержать Христа. Силой Царствие Небесное не возьмешь, напоминает Лунгин, как и не спасешь город: с одной стороны его отбивают воеводы, а с другой он сам открывает ворота врагу. Потому что враг внутри - и это отчетливо видно в сцене ночного безумия Грозного, который сам разыгрывает в лицах, как ему является казненный изменник.

Одна из мощнейших сцен фильма: царь шествует из молельни в палаты под все усиливающуюся музыку. Начинает он путь в рваной рубахе, а по ходу его облачают в царские одежды, так что из жалкого старичка он постепенно превращается в самодержца, из Ивана - в Грозного. Власть преображает. Царь - уже не человек.

Лунгин как гражданин либерально-западнической ориентации пытается разрушить русское отношение к власти как к чему-то сверхчеловеческому. Но вот парадокс: предлагаемая им альтернатива поклонению "твердой руке" - это ценности скорей славянофильские. "Бесплоден всякий дух гордыни, Не верно злато, сталь хрупка, Но крепок ясный мир святыни, Сильна молящихся рука", - эти строки Алексея Хомякова вполне могли бы стать эпиграфом к картине.

Митрополит, служащий не царю, а Богу, остается единственной силой, удерживающей народ от гибели. Как только его изгоняют, даже великие изобретения пускаются во зло, мирные мельницы превращаются в чертовы колесницы, люди - в зверей. А укротить зверя можно только с иконой, причем принеся себя, а не других в жертву, показывает Лунгин. В противоборстве побеждает вовсе не грозный царь, а принявший мученическую смерть Филипп и все, кто сделал это вместе с ним. Это они оказались сильны, а Грозный - слаб.

"Где мой народ?" - финальная фраза, которая может конкурировать с пушкинским "народ безмолвствует". Это не просто слова оставшегося в одиночестве царя, уничтожавшего свой народ. Это и вопрос режиссера: ответь, народ, кто твой герой - царь или святой? И нужен ли тебе ТАКОЙ царь? Пойдешь ли ты по его приказу "радоваться казни изменников"?

Лунгин мечтает, чтоб никто не отозвался.

Ольга ГОРНОВА, "Нижегородские новости"