| 18.08.2009
За экранизацию «Кислорода» Ивану Вырыпаеву предсказуемо досталось на орехи. Не от всех, конечно, но от интеллигентного зрителя плюс-минус средних лет перепало изрядно. Претензии пестреют привычными определениями «формалист», «пустота» и «выпендрёж». Вот и попробуем поискать ответ на вопрос: за что же так? Что собой представляет фильм «Кислород»? Пожалуй, это покушение на зрительский комфорт. Ведь что такое 99% современных фильмов? Попытка повествования: завязка, кульминация, развязка… Некая логическая последовательность. У Вырыпаева подобная драматургия, привычно затягивающая зрителя в свои сети, отсутствует. Взамен - мозаика из криминальных историй, социальных зарисовок и современных вариаций на тему нескольких библейских истин. В идейном плане – извечное авангардное богоборчество, не имеющее ничего общего с атеизмом, а скорее похожее на стирание копоти с икон, то есть, в конце концов, являющееся богоискательством. Поэтому привычная координата современного общества потребления - уорхолловская горизонталь, в которой банка «Кока-колы» равна Богу, постоянно пересекается у Вырыпаева культурной вертикалью, где Бог уже выше житейского мусора, пусть и указует на него черенок лопаты, не скрывающей своего родства с топором Раскольникова. По форме же «Кислород» - это тотальный монтаж: столичного с провинциальным, высокого с низким, бытового с бытийным. Собственно и метафоры, аналогии и иносказания, которыми набит фильм, тоже в какой-то мере имеют монтажную природу. А что такое монтаж? Вот определение классика и одного из пионеров этого приёма Льва Кулешова: «Сущность кинематографии лежит в композиции, смене заснятых кусков. Для организации впечатления главным образом важно не то, что снято в данном куске, а как сменяется в картине один кусок другим, как они сконструированы. Организующее начало кинематографа надо искать не в пределах заснятого куска, а в смене этих кусков». А вот «добавка» от Сергея Эйзенштейна: «Доминирующие признаки двух рядом стоящих кусков ставятся в те или иные конфликтные взаимоотношения, отчего получается тот или иной выразительный эффект». У Вырыпаева «монтаж» вездесущ: смысл, как искра, высекается при столкновении, при конфликте изображений, символов, идей. Разрыв, разгром и деконструкция, царящие в его картине и освобождающие вещи от привычных местоположений, питают конфликты самого разного рода – от несовместимости женского желудка с пельменями и водкой до смертельной ненависти к тем, кто ест свинину. В результате художественный мир фильма напоминает гранату, осколки-образы которой летят с экрана вопреки законам повествования. И режиссер пытается добиться от зрителя не логического считывания идей, а дать ему некое целостное ощущение, в котором эмоциональный шок опять же лихо монтируется с программной значительностью высказываний. Визуальное работает здесь по законам музыки. И на уровне заявленного жанра – ведь перед нами альбом клипов. И внутренне – ритм в «Кислороде» важнее драматургии. При этом вырыпаевские тексты – та же музыка. Поэтому их смысл, по большей части довольно банальный, не так уж и важен. Главное, чтобы царапало, как гвоздём по коже. Законный вопрос - для чего всё это и что же должны ощутить сидящие в зале? А вот что - они должны почувствовать, как и без чего нельзя жить. О-хо-хо, скажут поклонники «Войны и мира», какая свежая мысль! И будут правы. Или не правы. Как посмотреть. Тут самое время вспомнить о «формализме», этом смертном грехе отечественной культуры. В нашем случае это значит: отсутствие внятного сюжета и внедряемых с его помощью идей, клиповое мышление и дефицит «полной гибели всерьёз», то есть чувств. Так ли это? Повторяю, как посмотреть. Дело в том, что мы живем стране, в которой за «формализм» гнобили людей гораздо более состоявшихся, нежели Вырыпаев. Так, например, изрядная часть прогрессивной общественности била и до сих пор постукивает советское монтажное кино 20-х годов прошлого века. Нет, Эйзенштейн, Кулешов, Вертов, Довженко и т. д., конечно, классики, но коммунизм-социализм их… Впрочем, это ещё простительно. А вот то, что их кино «оперирующее зрительными образами, мощно воздействует на человека» и то, что «основным и единственным средством, доводящим кино до такой силы воздействия, является монтаж» - это уже серьёзно. Наша культура – литературоцентрична. Нашему кино привычнее равняться на традиционный, психологический театр. Изображение как физиологическая реальность для нас подозрительно. Подозрительно ещё и потому, что творческий опыт нашего монтажного кино 20-х наследовали в основном Голливуд и MTV, приспособив его для становления индустрии развлечения. Мы привыкли, практически буквально, считывать смысл. Потому и ловим автора «Кислорода» на слове: он сказал «любовь», он сказал «смерть», он сказал «Бог»… А на фига он это сказал? И уже никого не интересует, что он там показал. Увы, для многих - проиллюстрировал. Не слишком ли высокомерная позиция по отношению к тому, что находится вне нашего эстетического опыта? А может быть это просто другой язык? Может быть «Кислород» - одна из попыток реабилитации в искусстве изображения и радикальных принципов и приёмов монтажного построения фильма? Действительно, как посмотреть… Павел ТИМОШИНОВ |
 ВПЕРЁД5 - 18 марта  БЕЛЫЙ, БЕЛЫЙ ДЕНЬ19 - 20 марта 
 
Оцените нашу работу       |
