| 13.08.2009
В своем новом фильме «Рики» Франсуа Озон, не боясь обвинений в банальности, помещает героев картины между двумя символическими полюсами бытия (и настойчиво тиражирует их на экране) - курицей как едой и птицами в небе. Работают эти метафоры у Озона при помощи… чуда, которым режиссер испытывает самых простых людей, сначала доводя их до отчаяния, а затем даруя им просветление и примирение с жизнью. Визуально первая часть фильма – ряд статичных или механистичных планов: стандартный день одной обыкновенной семьи (мать Кати, 7-летняя дочь Лиза, отец семью бросил). Типовые многоэтажки, типовая квартира, хмуро-утренний ритуал, на работу идти неохота, но надо. Затем жужжащая моторами дорога, ноющий конвейером цех. Узнаваемые осколки жизни. Тоска. Первый всплеск – Кати встречает Пако. Результат встречи, правда, тоже типовой – «в доме появляется мужчина». «У нас будет новая семья?» – с печалью-надеждой в голосе интересуется Лиза. «Да», – убеждает саму себя Кати. Через некоторое время рождается сын Рики. Любовь резко погружается в быт. Былые тоскливо-однообразные будни сменяются суматошно-утомительными. Вскоре мужчина и женщина вполне предсказуемо выясняют, кто прав и кто виноват. Ссора, Пако хлопает дверью. Жизнь в доме Кати возвращается в исходное положение, усугубленная вторым ребенком, который много ест и много плачет. Что называется, выть хочется. И в этот момент у Рики начинают расти… крылья. Самое настоящее чудо проникает в повседневность, и кадр у Озона оживает – в нем среди омертвевшей фактуры и заученных движений теперь бьется нечто живое, весёлое и непредсказуемое. Нет, счастье вовсе не обрушивается на наших героев, потому что чудо – это скорее хлопоты и беспокойство. Зато тоска, равнодушие и отчаяние куда-то улетучиваются. Но вот о летающем ребенке узнают окружающие. Ощетинившись репортерами, общество жаждет приобщения к чуду. В семью возвращается Пако. С его подачи Рики парит уже в прямом эфире. В этот момент рука Кати, в которой находится конец веревочки, привязанной к ноге младенца, разжимается… Чудо исчезает. Кадр вновь оказывается пустоватым, из него уходит энергия, а Кати постепенно покидает надежда. Наконец, ей становится понятно, что как прежде жить уже не получится. И она идет топиться… В принципе это была бы логическая концовка, свойственная двум предыдущим фильмам Озона. В «5x2» он исследовал «глубокие причины расставания двух людей». В «Ангеле» несчастьем своей героини предостерегал от «пути, по которому не надо идти» и призывал «жить в реальном, а не в выдуманном мире». Но «Рики» стал позитивным фильмом-синтезом этой своеобразной трилогии Озона, избежавшим как трагедии повседневной рутины, так и трагедии бесплодных мечтаний. Упущенная из рук веревочка по Озону – не несчастный случай, а судьба. Чудо является людям не для того, чтобы те владели и пользовались им, и даже не для того, чтобы они поклонялись и принадлежали ему. Чудесны лишь немногие мгновения жизни. И они неизменно растворяются в самых обыкновенных буднях. Кто-то затем как заведенный пытается искусственным путем воспроизвести мимолетное: в экстремальных удовольствиях или эскапизме. Кто-то опускается до животного состояния. А кому-то просто достаточно знать, что жизнь и есть чудо. Пусть и выглядит порой неказисто. Неслучайно крылья Рики у Озона удачно рифмуются с волосяным покровом на груди Пако. Итак, Карлсон улетает, а мы по законам жанра ждём его возвращения. И, поверьте, данная аналогия вовсе не кощунство. При всей значительности исследуемых вещей фильм Озона совсем не напоминает духоподъёмную икону, он ближе к бытовым зарисовкам, разбавленным наивной живописью. Поэтому когда попытка самоубийства Кати в результате лубочного режиссерского трюка отменяется, мы, зрители, воспринимаем это как должное и, согласно кивая головой, наблюдаем за воссозданием семьи. Кстати, в этом смысле сам Рики – даже не реальный персонаж картины, а её импульс, катализатор, вектор, неосязаемая идея, одним словом, ангел. «Плоть» же фильма – Кати, Пако и Лиза. Озоном можно восхищаться только за то, что он нашел и показал на экране замечательную маленькую актрису, ничего особо не играющую, но ставшую камертоном, по которому весь мир фильма настраивается на состояние «обыкновенного чуда». Ей, Лизе, и достаётся последний кадр – прозрачный и убедительный как вся картина. Павел ТИМОШИНОВ |
 ВПЕРЁД5 - 18 марта  БЕЛЫЙ, БЕЛЫЙ ДЕНЬ19 - 20 марта 
 
Оцените нашу работу       |
