СЛАДКАЯ ЖИЗНЬ
(«La dolce vita», Италия-Франция, 1959)
Режиссёр: Федерико Феллини.
В ролях: Марчелло Мастроянни, Анита Экберг, Анук Эме, Ивонн Фюрно, Магали Ноэль, Ален Кюни, Аннибале Нинчи, Вальтер Сантессо, Валерия Чанготтини, Риккардо Гарроне, Лаура Бетти, Нико, Адриано Челентано.
Жанр: драма. Италия, конец 1950-х годов. Журналист Марчелло вращается в высшем свете. Когда-то он мечтал написать великий роман и прославиться. Теперь он разменял себя на десятки и сотни грошовых статеек в модных журналах. Марчелло сам стал модным, его любит богема и женщины, он свой в кругу тех, кем принято восхищаться. Трудно понять, нравится ли ему эта «сладкая жизнь», или ему просто трудно от неё отказаться. Даже явление американской кинодивы Сильвии, воплощения сексуальности и порока, не выводит его из ступора… Седьмой полнометражный фильм великого итальянского режиссёра Федерико Феллини, обладателя «Золотой пальмовой ветви» Каннского МКФ, почётного «Золотого льва» Венецианского МКФ за вклад в киноискусство, пяти премий «Оскар» (в т. ч. почётный «Оскар» за вклад в киноискусство). На главную мужскую роль в «Сладкой жизни» продюсеры активно навязывали известного американского актёра Пола Ньюмана, но Феллини не мог пригласить на эту роль артиста с международной известностью. Поэтому он и сказал Марчелло Мастроянни: «Ты нужен мне, потому что у тебя обычное, ничем не примечательное лицо». Это объяснение повергло в шок Марчелло, но тем не менее, поражённый отказом от Ньюмена, а так же зарисовкой, сделанной режиссёром о герое Марчелло в сценарии, он согласился. Роль американской кинодивы исполнила Анита Экберг. Она родилась в 1931 году в Мальме, Швеция. В 1950 году получила титул «Мисс Швеция» и контракт на работу модели, а позже уехала в Соединенные Штаты. Анита также приняла участие в конкурсе «Мисс Вселенная», там её и заметили голливудские продюсеры. Начинающая звезда подписала многолетний контракт на студии «Universal». Экберг снималась в фильмах «Кровавая аллея», «Война и мир», «Бокаччо-70» и многих других. Но наибольшую известность ей принесла роль в фильме Феллини «Сладкая жизнь». Анита стала музой итальянского режиссёра и часто появлялась в его проектах. 11 января 2015 года после длительной болезни Анита Экберг в возрасте 83 лет умерла в больнице недалеко от Рима. «Сладкая жизнь» также примечательна участием в ней будущих знаменитостей - Адриано Челентано (музыкант, исполняющий «рок-н-ролл для Сильвии») и Нико (немецкая певица, композитор, автор песен, поэт, фотомодель и актриса, снималась в экспериментальных авангардных фильмах Энди Уорхола, сотрудничала с американской рок-группой «The Velvet Underground») в роли самой себя. Автором музыки к фильму является композитор Нино Рота, однако следует отметить, что основой музыкальной темы, используемой в фильме, является песня «Мэкки-Нож» композитора Курта Вайля из «Трёхгрошовой оперы» Бертольда Брехта. Большая часть «Сладкой жизни» снималась в студии. Даже сцена в соборе Святого Петра. Знаменитая сцена в фонтане Треви снималась холодным мартовским вечером. Анита Экберг, истинная шведка, без проблем в течение нескольких часов стояла в холодной воде, а вот Марчелло Мастроянни надевал под одежду специальный гидрокостюм и всё равно мёрз. В результате закончить сцену ему помогло некоторое количество водки. Именно благодаря «Сладкой жизни» появился термин «папарацци», производный от Папараццо, имени друга Марчелло, назойливого и вездесущего фотографа. Причем слово «paparazzi» на одном из итальянских диалектов означает особо раздражающий звук, такой как жужжание комара. После выхода «Сладкой жизни» в прокат Феллини получил от зрителей более четырёхсот телеграмм и писем с различным обвинениями: в атеизме, коммунизме и государственной измене. К тому же «Сладкая жизнь» была осуждена католической церковью из-за сцены в начале фильма, где статую Христа несут над Римом на вертолёте, что было воспринято Ватиканом как пародия на второе пришествие Христа. В результате фильм был запрещён к показу в Италии председателем совета министров Фернандо Тамброни, который придерживался правых взглядов в политике. Но этот политик продержался у власти лишь четыре месяца, и после его отставки фильм вышел на экраны. Запрет в итоге лишь подогрел интерес публики к картине, которая в карьере Феллини оказалась одной из самых успешных с коммерческой точки зрения («Сладкая жизнь», стоившая в производстве 600 млн лир, собрала кассу в 2,2 миллиарда при цене билета в Италии от пятисот до тысячи лир). А вот в Испании прокат «Сладкой жизни» был запрещен до 1981 года. Зрители смогли его увидеть только через шесть лет после смерти генерала Франко. «Сладкая жизнь» получила «Золотую пальмовую ветвь» на Каннском МКФ 1960 года, а также была удостоена: национальной кинопремии «Давид ди Донателло» (лучший режиссёр), трёх премий Итальянского национального синдиката киножурналистов «Серебряная лента» (лучший актёр - Мастроянни, лучший художник - Пьеро Герарди, лучший сценарий), премии «Оскар» за костюмы в чёрно-белом кино (Пьеро Герарди), плюс фильм номинировался на премию «Оскар» в номинациях «Лучший режиссёр», «Лучший оригинальный сценарий», «Лучшая работа художника в чёрно-белом кино», а также номинировался на премию Британской академии в категории «Лучший фильм», но в этих номинациях призов не получил. Как правило, «Сладкую жизнь» интерпретируют как мозаику из семи основных эпизодов (схема предложена журналистом Марчелло Рубини), проводя аналогии: семь смертных грехов, семь таинств, семь дней творения. Другие критики утверждают, что данный подход неверен и непредубеждённому человеку трудно было бы подогнать последовательность эпизодов под строго нумерологичекую основу. «Сладкую жизнь» и ещё «8½» считают лучшими картинами в творчестве Феллини. Эти фильмы называют попыткой показать, как пуста, бессмысленна жизнь, в которой царят отчуждение и разобщение людей. Эти картины оказали значительное влияние на мировой кинематограф. Считается, что они породили явление, названное впоследствии, отчасти иронически, отчасти серьёзно, «артхаусом».
ФЕДЕРИКО ФЕЛЛИНИ:
«Вот уже несколько лет, как я представляю свои фильмы на фестивали, во время которых бываю на разных приёмах, где звучит разноязычная речь, как на строительстве вавилонской башни. Я живу в мире кино и наблюдаю среди кинематографистов какую-то абсурдную светскость. У меня появилось желание рассказать о том чувстве досады, утомления, которое всегда вызывают у меня все эти светские церемонии. Постепенно, пока ещё очень туманно, у меня стало складываться впечатление, что все эти премии, ленты, кубки, все эти аплодисменты, эта потребность немедленно высказывать критические замечания о фильме, который ещё только выходит на экран, все эти фестивали выражают неудовлетворение и усталость, корни которых уходят очень глубоко, связывая мирок кино с более широкими кругами людей, ведущих определённый образ жизни… Я думал: а что, если рассказать историю, которая давала бы возможность показать широкую картину этой искусственной, такой поверхностной и плоской жизни? Я даже думал создать фильм, в котором дело происходило бы на фестивале в Венеции, и мирок кино был бы показан как одно из проявлений, одна из форм этого искусственного образа жизни. И вот постепенно, листая иллюстрированные массовые журналы, наблюдая дамские моды, читая газетную хронику, я пришёл к убеждению, что все мои недовольство и печаль, все мои противоречивые впечатления можно обобщить в одном фильме, отражающем определённый взгляд на общество. Кроме того, была и практическая необходимость поставить такой фильм. Дело в том, что я должен был расторгнуть договор, который у меня был с Де Лаурентисом: я легкомысленно понадеялся, что смогу поставить фильм «Моральдо в городе», мысль о котором я вынашивал с давних пор. Когда же я взял в руки сценарий «Моральдо в городе», я убедился в его неактуальности, не столько из-за времени действия (это должна была быть в полном смысле слова автобиографическая повесть, чуточку грустный рассказ о Риме 1939 года, то есть ещё при фашизме, о Риме, которого уже нет, об образе жизни, об ощущениях, которые давно уже отошли в прошлое), сколько из-за несовременности самой внутренней сути этой истории. И тогда, стремясь как-то обновить эту историю приключений провинциала, который во всеоружии надежд, планов и проектов приезжает в город, а затем вынужден отступить при драматическом столкновении с действительностью, я постарался сделать её более правдивой, как с точки зрения характера самого героя, так и самой её сути. Так от старого проекта остался лишь сам Моральдо,- но уже давно осевший в Риме, утративший свои идеалы, опустившийся, находящийся накануне катастрофы, - а действие фильма было перенесено в наши дни, то есть на двадцать лет позднее».
«Когда я с моими помощниками предпринял попытку создать историю, которая обобщала бы и показывала противоречия, неуверенность, усталость, абсурдность, неестественность определённого образа жизни, то, словно слыша потусторонний голос, стал повторять себе: нет, не надо заботиться о создании повествования, этот фильм не должен представлять собой сюжетную историю. Поступим лучше так: сложим вместе весь собранный материал, поговорим откровенно, поделимся мыслями, вспомним о том, что мы читали в газетах, в комиксах. Положим все наши заметки, все документы на стол в самом хаотическом виде».
«Если бы у меня была сила сказать более убедительно то, что я хочу, то я сделался бы главой политической партии, или пророком, или святым, но я знаю границы своих возможностей… Мне кажется, что я выражаю надежду, а не отчаяние. Я не верю лишь в жалобы, в мифы, в ложь, в лицемерие… В то же время я питаю глубокую веру в фантазию - она является не чем-то свойственным психически больным, а присутствует в самой жизни. Я верю в фантазию, которая принадлежит жизни и обладает объёмом и масштабами куда более реальными, чем то, что мы считаем физическим».
МАРЧЕЛЛО МАСТРОЯННИ:
«Феллини, может быть бессознательно (но не думаю, что это так), предоставляет актёру настолько полную свободу, что актёр, как это было, в частности, со мной на съёмках «Сладкой жизни», действительно в период работы ведёт «сладкую жизнь». И это объясняется тем, что Феллини любит актёра. Он один из немногих режиссёров, которые любят актёра, а актёр, чувствуя, что к нему относятся с любовью, доволен, у него приподнятое настроение, он удовлетворён собой. И каждый раз, когда актёр открывает рот, он уверен, что произносит свою реплику так, как нужно... Однако, создавая самую приятную, самую идеальную атмосферу вокруг актёра, Феллини и сам непосредственно участвует в создании персонажа. Я, например, вспоминаю, как вначале он с беспокойством приглядывался ко мне - ему хотелось несколько изменить мою добропорядочную физиономию, придать ей более двусмысленное, хитрое выражение. Для этого он добавил кое-какие детали к моему гриму: мне приклеивали ресницы, слегка разлохматили волосы. Весьма внимательно Феллини следил и за тем, как я буду одет… Когда меня спрашивают (как правило, этот вопрос задают чаще всего), много ли мне пришлось потрудиться за эти полгода работы, я отвечаю, что много. Однако на самом деле я никогда не работал с таким удовольствием, вернее, никогда я так приятно не отдыхал душой, никогда мне столь долго не было так интересно. Шесть месяцев я действительно чувствовал себя необыкновенным человеком. И, конечно, в такой обстановке всё должно было идти как надо. И простите меня за нескромность, но мне кажется, что в конечном итоге мне удалась моя роль».
ПРЕССА:
«Федерико Феллини, пожалуй, вкладывал в заголовок иронический смысл, отнюдь не собираясь поражать толпы в кинотеатрах сценами из греховного времяпрепровождения элиты нового Рима… Данную ленту всё-таки следует рассматривать как современную философскую фреску об итальянском обществе, которое переживало в самом конце 50-х «экономическое чудо» после нескольких лет нищеты, явно стабилизировалось, приобретая все черты типичного «общества потребления». Феллини хотел, прежде всего, показать, как беспечна, пуста и бессмысленна жизнь, в которой царят одиночество, отчуждение и разобщение людей… Феллини решает эту тему отнюдь не в жанре холодных интеллектуальных драм. Его главного героя, репортёра Марчелло, можно уподобить Данте или Вергилию, поскольку этот персонаж проходит все круги современного ада, наблюдая «божественную комедию» Рима на рубеже 50-60-х годов XX века… При внешней своей простоте и ясности «Сладкая жизнь» впервые поразила барочностью режиссёрского видения, сложностью композиции, символичностью пролога и поэтического финала - одной из утончённых и необъяснимо волнующих лирических сцен в истории мирового кино… Как бы уже помимо своих бесспорных художественных достоинств, «La dolce vita» стала одним из самых знаменитых произведений кинематографа, чьё название зачастую даже не переводится на другие языки и вообще вошло в обиход» (Сергей Кудрявцев, из книги «3500 кинорецензий»). «Как жить после оргии?» - вот вопрос, возникающий сразу с титром «FIN la dolce vita» у всех, кто принял фильм за чистую монету, то есть услышал прозвучавшие в нём диалоги и прочёл его идеологический, а не визуальный месседж. До бодрийяровской «Прозрачности зла», в которой имеется главка с соответствующим названием, первым зрителям «Сладкой жизни» остаётся ждать ещё 30 лет, а ведь мы знаем, что и в книге не будет дано ответа. Ситуация «после оргии» - это ситуация, в широком смысле, социального декаданса. Это ситуация деморализации, опустошения и, в лучшем случае, сугубо экологического беспокойства. Здесь уместно вспомнить, что сам Феллини - при всём своём в общем и целом «мажорном» типе личности - всегда относился к декадансу сочувственно, даже с симпатией. Известны его слова, цитируемые Бонданеллой в книге «The Films of Federico Fellini», о том, что «декаданс необходим для возрождения… Я счастлив жить в дни, когда всё летит вверх тормашками. Это чудесное время. По многим причинам многие идеологии, концепции, и конвенции оказались разрушены. Я вижу это не как смерть цивилизации, но наоборот - как знак жизни»… Неправы были моралисты, обвинившие фильм в подрыве нравственных устоев итальянской культуры, и правы защищавшие его марксистские критики, в частности, тот же Пазолини, назвавший «Сладкую жизнь» настоящим шедевром католицизма. Солнечное жизнелюбие «La dolce vita» несравнимо более убедительно, нежели все фабульные, вербальные, символические попытки обнажить духовную пустоту и беспринципность высшего света, именно оно - лучший ответ тем, кто по недоразумению заподозрил режиссёра в (без)ответственном гражданском высказывании или творческом мисcионерстве» (Евгений Майзель, «Синематека»). «Роберто Росселлини назвал «Сладкую жизнь» фильмом провинциала. Именно эта наблюдательная провинциальность и наделила длинное, практически бессюжетное семичастное повествование «Сладкой жизни» той живучестью и красотой, ради которой в Париже на фильм выстраивались сорокаминутные очереди. Сатира в духе Ювенала отдавала ещё и поразительной нежностью. Сорок лет спустя, право же, можно просто глядеть, как плещутся в голубой фонтанной воде писака и кинозвезда, и не думать о тщете всего сущего. Пускай в феллиниевском Риме, над которым летит подвешенный к вертолёту деревянный Христос, у людей лишь две острые проблемы: у одних денег слишком много, у других - слишком мало. Главное, что эти ножницы способны вырезать из человеческого бытия удивительно сладкие узоры» (Максим Семеляк, «Афиша»). |
ВПЕРЁД5 - 18 марта
БЕЛЫЙ, БЕЛЫЙ ДЕНЬ19 - 20 марта
Оцените нашу работу
|