10.03.2014
БЫТЬ ИЛИ ТРУДНО БЫТЬ Говорят, Умберто Эко, итальянский учёный-философ, историк-медиевист, специалист по семиотике, литературный критик, писатель, автор «Имени розы», после просмотра «Трудно быть богом» отходил от шока и «переваривал» фильм три дня, а затем написал статью, в которой - среди прочих - сформулировал два, можно сказать, слогана для потенциальных зрителей картины: «Трудно быть богом, но трудно и быть зрителем - в случае этого лютого фильма Германа» и «Приятного вам путешествия в ад». Учитывая всю запредельную экспрессивность этих формулировок, наличие определённого процента покидающих кинозал задолго до финальных титров и, мягко говоря, явную неординарность «Трудно быть богом», мы, спустя две недели после начала проката, попросили ещё нескольких «совершивших» путешествие в «преисподнюю» честно поделиться своими впечатлениями и как-то сформулировать ответ на вопрос: «что это было?» и было ли что-то… Илья ДАЛИН, обозреватель «Новой газеты» в Нижнем Новгороде: «Видел фильм год назад. Читала закадровый текст и озвучивала реплики актёров жена режиссёра и соавтор сценария Светлана Кармалита. Уже тогда для себя отметил, как незримо менялась интонация, не германовская она была какая-то. Посмотрев фильм, ужаснулся, нет, не картине, она попросту не впечатлила, всё мимо, - ужаснулся смене названия. Зачем «Трудно быть богом»? Тут ведь про резню, так фильм и должен был называться, как планировал Герман, - «Хроники арканарской резни». Зачем зрителей обманывать? Про Бога тут нет ничего. Умер Бог. Также, как умер тот советский тип людей, встреча которых с мраком уже сама по себе порождала конфликт. Здесь это интеллигент, которому нестерпимо жить со своим народом. Интеллигент, это старая интеллигентская мечта, - может убить всех плохих людей, но до поры этого не делает, а потом делает, вот ведь красота. Ничего, правда, не меняется. Собственно, со времён фильма «Макаров» меня волнует этот вопрос. А почему интеллигенция так страстно жаждет распрощаться со своей нелепой шляпой, со своим потёртым пальто, с очками этими с отломанной дужкой и взять в руки меч. Журналист Михаил Зыгарь, как-то бросил в полемике, что у имперцев, у леваков и националистов все их идеи от комплексов. Но куда опаснее на поверку оказывается комплекс потаенный, скрытый. Мочить всех сильных, молодых, здоровых, презирать их до невозможности, пока никак не получается открыть большую охоту. Думаю, что это тоже какое-то мрачное наследие шарашек, точнее страх бывших сексотов (тайных или явных) перед властью. Лизать, страстно мечтая укусить. Всю жизнь. В озвученном фильме, отсмотренном по новой, интонация Кармалиты сохранилась. От этого делается смешно. Герман, говорите. Хотя, боюсь, режиссёр давно уже затерялся в складках платий своего близкого окружения, транслировав их мысли, их страхи. У большого художника страхов нет, только ответственность перед историей. После смерти Довженко, несколько фильмов по его наброскам завершала жена режиссёра Юлия Солнцева. Картины пышут внутренней мощью авторского замысла, но совершенно беззубы и комичны на выходе. Очень похожая ситуация». Валерий ПЕРОВ, театральный деятель, ветеран киноклубного движения: «Герман не изобрёл новые пороки человечества, он показал порог расчеловечивания. Регресс, по Герману, наступает, когда цвет нации мешают с го… (как завещал великий Ленин). В арканарском «возрождении» (вспомним в какой стране недавно этот термин торчал во всех публикациях) книги сожжены, картинки остались только похабные, а лучшие умы только и могут, что синтезировать спирт. Чтобы выжить, надо демонстрировать свою приверженность животно-физиологическим началам и - в прямом тактильном смысле - Матери Земл., Матери Глин., Отцу Го. Наверное, вся съёмочная группа дегустировала на вязкость глину, как Бурляев в «Рублёве». Главная среда у Германа - не вода и дождь, как у Андрея Арсеньевича, а их производные - грязи. Но одичали не только арканарцы, одичали и высокоцивилизованные прогрессоры, прививающие на планете культ носового платка. Мне показалось - это их единственный вклад в арканарскую цивилизацию, ни фига не джаз. В мировом кинематографе были и раньше кассандры и мизантропы - от Дрейера до Триера с Луциком и Саморядовым. И каждый раз их обвиняли в безвкусии, распространении панических настроений. Многим не нравится, что на Арканаре нет позитива. Ну, нет у меня телевизора, как в том анекдоте. Прививку от средневекового одичания Герман делает очень болезненной. Предыдущее лекарство - предупреждение о возрождении сталинизма (как, например, в «Прорве»), кажется, только возбудило общественный интерес к имперскому гламуру. Герман же смотрит в будущее и то, что он там увидел, мы не приемлем, нам его зеркало кажется очень кривым. Так музыка и стихи, насаждаемые инопланетянином-варягом, у взрослых вызывают желание повеситься, а у детей - боль в животе. Может быть, язык фильма слишком резкий, но он рассчитан на изумлённо-отрицательную память - лет через десять. Лёгонькую сказочку-предсказание, когда всё случится - не вспомнят. Так «Хрусталев» «дошёл» не сразу, так реалии «Окраины» Луцика-Саморядова только материализуются. Румата остался на Арканаре как подсевший на наркотики борец (с ними же) под прикрытием. Он отличается от остальных лишь тем, что он знает чуть-чуть больше. Давайте ценить тех, кто знает и говорит немного по-другому, уважать общепланетных сумасшедших мизантропов, до их правды мы ещё дорастём или додичаем». Игорь КОБЫЛИН, кандидат философских наук, доцент Нижегородской медакадемии: «Трудно быть богом» – фильм по-настоящему «фантастический». Отсутствие привычной атрибутики в виде звездолётов и бластеров ничуть не умаляет фантастичность сконструированного Германом мира. В предыдущих работах (особенно в «Хрусталев, машину!»), разрушая жанровые конвенции, режиссёр ставил под вопрос клише и стереотипы нашего восприятия, заставляя быть чувствительными к опыту, проступающему сквозь глянцевую знаковую поверхность. Но этот опыт - опыт болезни, распада, дегуманизации - возможен только тогда, когда «культура» ещё существует, хотя бы в форме смутного воспоминания. «Общество» же Арканара нельзя назвать дегуманизированным. Оно в прямом смысле нечеловеческое. Здесь нет никакого символического порядка, а значит землянину - будь то дон Румата или зритель в кинотеатре - просто не за что зацепиться. Все возможные исторические аналогии выглядят случайными и поверхностными, а потому аффективное соучастие в происходящем стремится к нулю. Ни ужаса, ни сострадания - одна монотонная брезгливая усталость от мушиной возни на куче экскрементов. Богом людей, наверное, быть трудно, но богом полуразумных канализационных существ, живущих в режиме двухтактного движения, быть действительно невозможно». Алексей КОРОВАШКО, критик, литературовед, доктор филологических наук, профессор ННГУ им. Н.И. Лобачевского: «Единственная стратегия, которую можно предложить зрителю фильма «Трудно быть богом», заключается в том, чтобы отождествить время, которое он проведёт в зале кинотеатра, с обрядом инициации. Любая инициация, как известно, представляет собой переход из одной социальной группы в другую, более престижную. В культурах архаического типа обряды инициации сопровождаются довольно-таки болезненными вещами: выбиванием передних зубов, отсечением фаланг пальцев, прокалыванием носовой перегородки, кровопусканием, лишением сна, пищи, отдыха и т. п. Однако тот, кто не пройдёт через эти садистические процедуры, никогда не сможет стать не только, например, вождём или шаманом, но даже простым членом своего племени. Точно так же обстоит дело и с просмотром последней картины Алексея Германа-старшего. На неё, конечно, можно и не тратить сто семьдесят семь минут своей единственной и неповторимой жизни, тем более что на всём их протяжении получить удовольствие практически невозможно (хотя человеческая природа, разумеется, таинственна и непредсказуема). Но люди, которые их всё-таки сумеют выдержать, из разряда наивных синефилов автоматически перейдут в категорию матёрых синефагов, способных в дальнейшем проглотить абсолютно любое зрелище. А это иерархическое перемещение, закаляющее к тому же характер и волю, безусловно, дорогого стоит». Павел ТИМОШИНОВ, киножурналист: «Почему не все дотягивают даже до трети германовской картины? Во-первых, кому-то трудно забыть про роман Стругацких. А надо. Петер Вайль, прочитавший сценарий Германа и Кармалиты, говорил, что в нём «с целенаправленными усилиями книга Стругацких освобождалась от шестидесятничества». То есть от увлекательного сюжета, романтизма, чётких, если так можно выразиться, политфилософских месседжей. Фильм Германа другой, а Стругацкие в нём – либретто. Во-вторых, «Трудно быть богом» (далее - ТББ) вообще не повествование, а сюжетный «муравейник». Жизнь здесь в основном не движется-развивается, а копошится. Это не-совсем-кино (в расхожем смысле слова «кино»), а нечто близкое, например, к видео-арту или живописи. В-третьих, отталкивающие физиологические детали, чего уж там, действительно кое-кого отталкивают. Всё – раз, два, три – вместе, однако, мир Германа, мир-ощущение, мир-высказывание, мир-позиция, а не средневековье и не другая планета, конечно… ТББ – третья часть трилогии о людях, пытающихся изменить общественную жизнь к лучшему, и о том, чем им эта самая жизнь отвечает. «Мой друг Иван Лапшин» - пролог, там надежды в прогрессорах ещё живы, но печать грядущей трагедии уже налицо (Герман, по собственному признанию, отбирал на главные роли актёров, по которым бы было видно - «не жилец»). «Хрусталёв, машину!» – собственно морок самой трагедии. Трилогия эта (объединённая закадровым голосом, набором символов от составов с платформой до плевков и платков, сквозными актёрами Жарковым, Руслановой, Цурило) - есть воспоминание - кошмар - сон. И в двух её последних актах кошмар «Хрусталёва» сменяется кошмарной сонливой обыденностью ТББ. ТББ - посттрагедия, фильм об усталости от тщетности всех усилий по преобразованию жизни во что-то лучшее, фильм о монотонности нечеловеческого существования. На самом деле это кино не шокирует, оно давит, выматывает, раздражает. То есть делает ровно то (и шедеврально делает), что должно, дабы передать нам послание Германа на уровне практически всех пяти (или больше) органов чувств. Ад? Ад. Ещё болото, нужник. Жижа жизни… Но стоило ли ради всей этой тотальной безнадёги трёхчасовой огород городить? Оно, конечно, ад. И Румата, конечно, устал, разуверился, опустился, в шуты подался… Но фокус в том, что не подался в циники и душегубы, а мог, ох, мог! Даже резня - его срыв, грех, боль, - но не отчаяние, не выход из игры. Румата не стал Пол Потом, не лишил себя жизни, не полетел на Землю, а остался на этом средневековом Плюке и, как в конце любого германовского фильма, куда-то поехал, наигрывая на местном музинструменте. Такое вот «из-под глыб», вернее, «из-под грязей». Так что, если кто выбрался «из-под» вслед Румате – это не так уж мало, и смотреть ТББ (хоть и не всем) можно, нужно и оно того стоит». |
ВПЕРЁД5 - 18 марта
БЕЛЫЙ, БЕЛЫЙ ДЕНЬ19 - 20 марта
Оцените нашу работу
|